Князь александр николаевич голицын 1769 1817

Преемник: Шишков, Александр Семёнович 21 октября (2 ноября ) - 19 (31 ) августа Предшественник: Яковлев, Александр Алексеевич Преемник: Мещерский, Пётр Сергеевич Рождение: 8 (19) декабря (1773-12-19 )
Москва Смерть: 22 ноября (4 декабря) (1844-12-04 ) (70 лет)
имение Гаспра , Ялтинский уезд , Таврическая губерния Род: Голицыны Награды:

Князь Александр Николаевич Голицын (8 декабря - 4 декабря ) - государственный деятель Российской империи , в 1803-1816 гг. исполнявший должность обер-прокурора , а в 1816-1824 гг. занимавший пост министра народного просвещения , действительный тайный советник 1-го класса (1841). Доверенное лицо Александра I , который до конца жизни дорожил его «близостью и советами» .

Происхождение и молодость

Единственный сын капитана гвардии князя Николая Сергеевича Голицына (линия «Алексеевичей») от третьего брака его с Александрой Александровной Хитрово (1736-1796), внук московского губернатора Сергея Алексеевича Голицына (1695-1758). Овдовев через две недели после рождения сына, мать в 1776 году вышла замуж за майора в отставке М. А. Кологривова. Она относилась к сыну строго и холодно, зато влиятельная придворная дама М. С. Перекусихина полюбила «веселёнького и остренького» мальчика и по приказу Екатерины II в 1783 году он был зачислен в Пажеский корпус переехав из Москвы в Санкт-Петербург .

Основное внимание уделялось обучению светскому общению, французскому языку, фехтованию, танцам и верховой езде.

Таким образом, князь Голицын с младенчества имел доступ ко двору, где сначала ценился как участник детских игр великих князей - Александра и Константина , а потом - как остроумный и ловкий кавалер. Его брат (по отцу) М. Н. Голицын , занимавший место ярославского губернатора, выстроил под городом усадьбу Карабиха (ныне музей-заповедник).

Карьера

Отчасти под влиянием Р. А. Кошелева этот эпикуреец и вольтерьянец екатерининской выучки, в 1806 г. избранный в члены Российской академии , обратился к благочестию с резко выраженной сентиментально-мистической окраской. Он с лёгкостью брался разъяснять императору самые сложные богословские вопросы, хотя историю религии знал поверхностно и считал истинным христианством «туманный сентиментальный пиетизм с примесью православных догматов, разнообразных еретических и сектантских учений» . Московский митрополит Филарет вспоминал:

Когда император назначил [кн. А. Н. Голицына] обер-прокурором, он сказал: „Какой я обер-прокурор Синода? Вы знаете, что я не имею веры“. - „Ну полно, шалун, образумишься“. - „Когда же, - говорил после Голицын, - я увидел, что члены Синода делали дела серьезно… и сам стал серьезнее, почтительнее относиться к делам веры и Церкви; когда через год или два спросил себя: верую ли я? - то увидел, что верую, как веровал в детстве“

Из воспоминаний свт. Филарета // Русский архив. - 1906. - № 10. - С. 214.

Провозгласив благочестие основанием истинного просвещения, Голицын взял курс на клерикализацию образования, который под его руководством ревностно проводили М. Л. Магницкий и Д. П. Рунич . К современной ему литературе он относился с подозрением, что выражалось в крайней придирчивости цензуры .

Этого «младенца» в деле веры постоянно морочили разные ханжи и изуверы; он искал «излияния Св. Духа» и откровений, вечно гонялся за пророками и пророчицами, за знамениями и чудесами: то «слушал пророческое слово» у хлыстовки Татариновой , то жаждал возложения руки нового Златоуста - Фотия , то исцелял бесноватых, то удостаивался в мистическом экстазе испытать подобие страданий Спасителя от игл тернового листа.

После того как в 1817 году ведомства духовных дел и народного просвещения были объединены в одно министерство - Министерство духовных дел и народного просвещения , - Голицын стал во главе последнего, но был освобождён от должности обер-прокурора. С 1810 года А. Н. Голицын состоял членом Государственного совета , а в течение 1839-1841 годов - председателем общих собраний. Он был одним из немногих, кому была доверена тайна отречения Константина Павловича . Возглавлял Человеколюбивое общество , принимал участие в организации Попечительного о тюрьмах общества и других филантропических начинаниях.

Помимо реформы духовных школ, при князе Голицыне состоялось учреждение Русского библейского общества , которое под президентством князя перевело на русский язык Библию и распространило более 400 000 её экземпляров. Сотрудники этого общества Попов , Магницкий , Рунич , Кавелин были поставлены Голицыным руководить высшим образованием, где насаждали клерикализм ; множество профессоров были уволены за недостаточную набожность. Магницкий требовал вовсе закрыть подопечный ему Казанский университет . Хотя с нахождением Голицына у руля министерства принято ассоциировать торжество реакции, именно при нём были учреждены Санкт-Петербургский университет и Ришельевский лицей .

Чтобы нейтрализовать влияние Голицына на императора, А. А. Аракчеев подвёл под него интригу с участием митрополита Серафима и архимандрита Фотия , которые убедили Александра I, что управление Голицына пагубно для церкви и государства. Его недруги торжествовали 15 мая (27 мая) 1824 года , когда князь Голицын должен был выйти в отставку по обоим ведомствам, сохранив за собой только звание главноначальствующего над почтовым департаментом . Последнюю должность занимал и при Николае I , ценившем в Голицыне «вернейшего друга своего семейства» . С годами религиозность его только усиливалась. Современник вспоминает, что в домовой церкви Александра Николаевича стояло

подобие гроба, приставленное к подножию огромного деревянного креста; на гробе положена плащаница, на этой плащанице укладены различных видов кресты, подаренные в разное время князю. Пред гробом вместо люстры сделано из пунцового стекла изображение человеческого сердца, и в этом-то сердце теплится неугасимый огонь. В этой уединённой каморке маливался вместе с князем и блаженной памяти император Александр .

В 1843 г. Голицын из-за ухудшения зрения оставил столицу и удалился в Крым, где и умер в своём имении Гаспра . В том же Голицынском дворце Л. Н. Толстой позднее напишет повесть «Хаджи-Мурат ». Похоронен в Балаклавском Георгиевском монастыре .

Личная жизнь

Голицын провёл всю жизнь холостяком и был известен своими интимными связями с мужчинами . Н. М. Языков в письме 1824 года приводит анекдот, «будто бы государь призывал к себе известного содомита Бантыш-Каменского и приказал ему составить список всех ему знакомых по сей части, что Бантыш-Каменский представил ему таковой список, начав оный министром просвещения, потом стоял канцлер и так далее…. Он имел после этого аудиенцию у государя и удостоверил его клятвенно в истине своего донесения» . А. С. Пушкин высмеял Голицына в эпиграмме « » Знаменитый мемуарист и сам гомосексуал Ф. Ф. Вигель вспоминает о Голицыне ещё более пристрастно: «Не краснея, нельзя говорить об нем, более ничего не скажу: его глупостию, его низостию и пороками не стану пачкать сих страниц».

Труды

Князь А. Н. Голицын составил для императрицы Елизаветы Алексеевны «Мнение о разности между Восточной и Западной церковью, с историей разделения их», которое было напечатано только в 1870 году.

Награды и отличия

Российские

• 1799 - Орден Святого Иоанна Иерусалимского , командорский крест
• 1804 - Орден Святой Анны 1-й степени
• 1826 - Орден Святого Владимира 1-й степени
• 1826 - Алмазные к Ордену Святого апостола Андрея Первозванного
• 1830 - Канцлер российских орденов
• 1834 - Портрет государя императора с бриллиантами
• 1838 - знак отличия «За XL лет беспорочной службы»
• 1842 - пенсия по Ордену Святого апостола Андрея Первозванного

иностранные

• 1842 - Орден Чёрного орла (Пруссия)

Напишите отзыв о статье "Голицын, Александр Николаевич"

Примечания

Литература

• Шереметевский В. // Русский биографический словарь: Гоголь - Гюне. М., 1997. С. 76-136. ISBN 5-7567-0079-X .
• Бартенев Ю. Н . // Русский архив, 1886. - Кн. 3. - Вып. 6. - С. 305-333.
• Голицын А. Н . / Публ. и коммент. Н. И. Барсова // Русская старина, 1882. - Т. 33. - № 3. - С. 765-780. - Под загл.: Князь А. Н. Голицын и архимандрит Фотий в 1822-1825 гг.
• Голицын А. Н . // Русский архив, 1868. - Изд. 2-е. - М., 1869. - Стб. 873-877.
• Голицын А. Н . / Сообщ. И. А. Звегинцевым // Русский архив, 1869. - Вып. 6. - Стб. 943-958.
• Голицын А. Н . / Записал Н. П. Кичеев // Русская старина, 1874. - Т. 10. - № 7. - С. 621-622.
• Кондаков Ю. Е . Отставка князя А. Н. Голицына 15 мая 1824 года // Россия в девятнадцатом веке: политика, экономика, культура. - СПб. 1996.
• Кондаков Ю. Е . Личность и государственная деятельность князя А. Н. Голицына // Личность и власть в истории России XIX-XX веках. - СПб. 1997.
• Кондаков, Ю. Е. Князь А.Н.Голицын: придворный, чиновник, христианин.: монография. - СПб.: ООО ЭлекСис», 2014. - 284 с.

Ссылки

• на официальном сайте РАН

Российская империя (1802-1917) Временное правительство (1917) Белое движение (1918-1919) РСФСР (1917-1931) Советский Союз (1934-1960) РСФСР (1955-1966) Советский Союз (1966-1991) РСФСР (1989-1992) Российская Федерация (с 1992)

Отрывок, характеризующий Голицын, Александр Николаевич

На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.

Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.

Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет, радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C"est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d"etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.

Голицын Александр Николаевич, князь государственный деятель (1773 1844). Зачисленный при Екатерине II в пажи, Голицын с детских лет имел доступ ко двору, где сначала ценился как участник детских игр великих князей Александра и Константина, а… … Биографический словарь

- (1773 1844) князь, российский государственный деятель. С 1803 обер прокурор Синода, с 1813 председатель Российского библейского общества, в 1817 24 министр народного просвещения и духовных дел … Большой Энциклопедический словарь

- (1773 1844), князь, государственный деятель, почетный член Петербургской АН (1826). С 1803 обер прокурор Синода, в 1810 17 одновременно главноуправляющий иностранными исповеданиями, с 1813 председатель Российского библейского общества, в 1817 24… … Энциклопедический словарь

Голицын, Александр Николаевич - (1773 1844) князь, почетный член Петербургской АН (1826). С 1803 обер прокурор Синода. С 1813 председатель рос. Библейского общества. Министр образования (1817 24). При нём усилился клерикальный характер организации народного образования. Был … Педагогический терминологический словарь

Голицын, Александр Николаевич - Смотри также (1773 1844). Светлейший князь, министр духовных дел и просвещения, близкий человек к императору Александру I, вольтерьянец и потом мистик. Благочестивая смиренная душа Г. выявилась вполне на следствии по делу декабристов, членом… … Словарь литературных типов

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Голицын. Михаил Николаевич Голицын … Википедия

Князь Николай Николаевич Голицын Род деятельности: историк, библиограф Дата рождения: 3 мая 1836(1836 05 03) Место рождения: слобода Михай … Википедия

ГОЛИЦЫН Александр Николаевич , князь, известный обер-прокурор св. синода начала XIX в. Сын гвард. капитана, родился в 1773 г. Отец его умер через две недели после его рождения, мать вышла замуж за гвард. капитана Кологривова. Маленький Голицын понравился известной камер-юнгфере императрице Екатерины II Марье Савишне Перекусихиной, был взят ко двору и помещен императрицей в пажеский корпус. Из корпуса в дни отпуска он приезжал во дворец и проводил время с маленькими великими князьями, которые были его сверстниками. С будущим императором Александром I у него теперь установилась близость, продолжавшаяся всю жизнь. В 1791 г. пожалован камер-пажем, в 1797 г. - поручиком Преображенского полка, но в том же году переименован в камер-юнкеры и назначен состоять при дворе в. к. Александра Николаевича, - женившегося в 1793 г. На коронацию Павла I в 1797 г. пожалован в камергеры, а 6 мая 1799 г. по собственноручному указу государя «от службы отставлен». После этого уехал в Москву и поселился в скромном домике на Девичьем Поле, где предался на досуге чтению и сделался, по-видимому, «вольтерьянцем». По восшествии на престол, Александр I вызвал его в Петербург. В 1802 г. он был назначен сначала за обер- прокурорский стол в 1 департамент сената, а затем и обер-прокурором. 21 октября 1803 г. назначен обер-прокурором св. синода, причем государь, назначив его своим статс-секретарем, предоставил ему право личного всеподданнейшего доклада; прежние обер-прокуроры такого права не имели. Александр Николаевич Голицын и по образованию, и по тогдашнему настроению считал себя несоответствующим этой должности, но, войдя, к круг духовных дел, лиц и понятий, скоро приобрел высокую религиозную настроенность и впоследствии явился передовым представителем целого религиозного направления - так называемого мистицизма. В круг собственно синодских дел он вошел скоро и проявил здесь самостоятельность, как ни один из его предшественников. В конце концов он сообщил свое имя целому довольно продолжительному периоду нашей церковной жизни, занимающему почти все время царствования Александра I. Несомненно, что почти все достопамятные и светлые духовные реформы царствования Александра I обязаны ему в значительной степени. Но несомненно также, что в его исторической деятельности была и другая сторона, вызвавшая в отношении к себе более или менее страстное и заслуженное осуждение. Не имея надлежащего церковного образования, он дал простор крайнему развитию в себе религиозного индивидуализма в ущерб церковности, дошел до увлечения разными модными тогда направлениями инославных проповедников и даже как бы стал в несогласие с церковию в лице её наиболее серьезных представителей. Его заботам обязана своим успешным ходом первая духовно-учебная реформа, ему всецело обязано своим существованием библейское общество, он же сообщил всей нашей литературе двадцатых годов XIX в. особый оттенок - религиозно-мистический. Должности синодального обер-прокурора он придал значение и блеск, небывалый дотоле, возвысив ее «до степени, равной с первыми должностями в государстве». В 1810 г. Голицыну поручено было главное управление делами иностранных исповеданий, 10 августа 1816 г. - управление и министерством народного просвещения. Манифестом 17 октября 1817 г. учреждено было министерство духовных дел и народного просвещения и министром этого двойного министерства назначен Голицын, после этого передавший должность обер-прокурора в синоде другому лицу. Деятельность министерства духовных дел и народного просвещения, способствовавшая некоторому унижению органа высшего церковного управления - св. синода и крайнему развитию покровительствуемого Голицыным мистицизма, продолжалась недолго. Новый порядок вещей вызвал естественный протест духовной власти; этот протест нашел для себя поддержку в перемене настроения, происшедшей в Александре I, и привел к тому, что министерство духовных дел и народного просвещения 15 мая 1824 г. прекратило свое существование. Историческая роль князя Голицына после этого кончилась, хотя он и оставался на прежней высоте положения в государственной иерархии и другом царской семьи до конца своей жизни. После упразднения министерства духовных дел князь Голицын в первое время оставался управляющим почтовою частию и членом государственного совета, в 1830 г. назначен канцлером российских орденов, в 1842 г. совершенно оставил службу и поселился в Крыму. С 1817 г. состоял президентом «Человеколюбивого Общества». Скончался в 1844 г., полный высокой религиозной настроенности. Несмотря на его увлечение мистицизмом, митрополит киевский Филарет (Амфитеатров) после его смерти отзывался о нем, как о «благочестивом и благодетельном князе»; митрополит московский Филарет (Дроздов), в молодых летах обязанный ему мощною поддержкой, всегда был его почитателем. В личной жизни отличался глубоким благочестием и благотворительностию. Наиболее полно деятельность князя Голицына обрисована у И. А. Чистовича, «Руководящие деятели духовного просвещения», Спб. 1894 г.; свящ. Н. Стеллецкого, «Князь Александр Николаевич Голицын и его церковно-государственная деятельность» в «Трудах Киевской Духовной Академии» 1900 и 1901 г.

* Степан Григорьевич Рункевич,
доктор церковной истории,
секретарь. Св. Синода

Источник текста: Православная богословская энциклопедия. Том 4, стлб. 474. Издание Петроград. Приложение к духовному журналу "Странник" за 1903 г. Орфография современная.

ГОЛИЦЫН АЛЕКСАНДР 1773-1844. Обер-прокурор Святейшего Синода и статс-секретарь (1803-1817), Член Государственного Совета (с 1810). Сенатор (с 1812). Президент Библейского общества (1813-1824). Министр народного просвещения (1816-1824), главноначальствующий над почтовым департаментом (1819-1842). Канцлер российских императорских и царских орденов (с 1830). Председательствующий на общих заседаниях Государственного Совета (1839-1841). Действительный тайный советник 1 класса (1841). В отставке с 1842. В 1843 уехал на житье в Крым. Холост.
"Брокгауз и Ефрон":
Голицын Александр Николаевич (1773-1844) - государственный деятель, лицо, весьма близкое к импер. Александру I. Мать Г., рано овдовевшая и вступившая во второй брак, отправила его в Петербург учиться, поручив его попечению своей приятельницы, известной камер-фрау Екатерины II, Марьи Савишны Перекусихиной, которая представила живого и бойкого мальчика императрице. Последней он понравился; Г. был определен в число пажей, а по праздникам играл во дворце с вел. кн. Александром и Константином Павловичами. С этого времени завязалась у него дружба со старшим внуком Екатерины. Импер. Павел сначала благоволил к Г., но вскоре он навлек на себя опалу был уволен от службы при дворе великого князя и получил повеление выехать из Петербурга. В Москве Г. пользовался громадной библиотекой гр. Бутурлина (см. о ней Библиомания); тогда-то, вероятно, он и стал вольтерианцем. Вызванный в Петербург немедленно по воцарении Александра Павловича, Г. был в 1805 г. назначен обер-прокурором Св. Синода. После некоторых отговорок Г. принял это назначение, но выговорил себе право иметь у государя личный доклад по синодальным делам, чего прежде не бывало. Вступив в должность, Г. постарался основательно ознакомиться с церковными делами и вопросами; впервые в своей жизни стал читать "Новый Завет" и под предлогом должностных занятий начал уклоняться o т удовольствий и развлечений, которым раньше страстно предавался. В 1810 г. Г., оставаясь в должности обер-прокурора, сделался главноуправляющим иностранных исповеданий, а в 1816 г. - и министром народного просвещения. В 1817 г. все подчиненные ему ведомства были объединены во вновь учрежденное министерство духовных дел и народного просвещения, и он же стал во главе этого министерства. По примеру самого императора Г. стал мистиком и пиетистом; его министерство сделалось ареною деятельности Руничей и Магницких. Деятельности Российского библейского общества (см.), президентом которого Г. был с самого его возникновения, он сообщил характер мистический. Веротерпимость Г. выражалась лишь в том, что он не находил нужным подавлять инославные христианские церкви в интересах православной. Так, он провел несколько законов, кот. оберегалась в Остзейском крае протестантская церковь, запрещалось присоединение к православию тех лютеран, изъявляющих на то желание лишь с целью уклониться от конфирмации, разрешалось крестить подкидываемых младенцев по евангелическому обряду и т. п. К черному духовенству Г. не был расположен, к раскольникам относился безразлично. Всякое свободное проявление умственной жизни общества, всякий протест против мистицизма подавлялся с неумолимой суровостью, к чему Г. располагал всеми средствами, как главный начальник цензуры. Об улучшениях и нововведениях в области народного просвещения при Г. не было и помину. Правда, при нем были открыты Ришельевский лицей в Одессе и университет в Петербурге; но последний сейчас же разгромлен был Руничем, а в Казанском университете хозяйничал Магницкий. Как пиетист, полагавший, что все науки должны быть заменены чтением Священного Писания, Г. обратил внимание на распространение грамотности в народе, старался открывать народные училища и заботился о введении в России бывшей тогда в ходу "ланкастерской" методы обучения. Внимания заслуживает филантропическая деятельность Г. С 1817 г. он был президентом "Человеколюбивого общества" и содействовал устройству при этом обществе медико-филантропического отделения. При его же участии и содействии образовалось "Попечительное о тюрьмах общество" с его многочисленными разветвлениями, а также попечительство о бедных и приют для неизлечимо больных. Когда в 1823 г. открылся в Белоруссии голод, Г. обратился с воззванием к общественной благотворительности. Он был известен и как частный благотворитель, охотно помогавший неимущим. В светском обществе на него смотрели как на человека благочестивого, почти святого: к нему подводили детей, и он их благословлял, возложив им на голову руки. Но его мистицизм восстановил против него высшее православное духовенство, что в связи с интригами Аракчеева, пустившего в ход влияние известного архимандрита Фотия, привело к падению Г. Государь посоветовал ему в 1824 г. отказаться от президентства в Росс. Библейском обществе и от должности министра духовных дел и народного просвещения (см. Библейские общества). Г. удержал, однако, звание главноначальствующего над почтовым департаментом вопреки всем настояниям Фотия. Личной дружбы император Александр I никогда не лишал Г. и даже посвятил его в тайну отречения вел. кн. Константина Павловича от престола. С воцарением Николая Павловича Г. нисколько не утратил своего прежнего положения. Он был осыпан милостями, назначен канцлером российских орденов (1830). Когда государь и государыня уезжали из Петербурга, то попечение о своем семействе они передавали Г. Он довольствовался относительно скромною должностью главноначальствующего над почтовым департаментом, дававшею ему право присутствовать в комитете министров. С 1839 по 1841 г. он председательствовал в общих собраниях государственного совета, членом которого состоял с 1810 г. В 1843 Г. испросил себе отставку, а в следующем году † в своем крымском имении Гаспра-Александрия. Г. был холост. Его "Мнение о разности между Восточною и Западною Церковью, с историей разделения их, представленное Е. И. В. Государыне Императрице Елизавете Алексеевне" напеч. в "Чтениях в Общ. истории и древностей росс." 1870 г., кн. 1. Ср. "Furst А. N. Galitzin und seine Zeit. Aus den Erlebnissen des Geheimraths P. von Gotze" (Лпц. 1882; об этой книге см. ст. Карновича в "Историч. вестнике" 1882 г., № 4 и 5); H. И. Барсов, "Архим. Фотий и кн. Голицын" ("Русск. стар." 1881); "Рассказы кн. Н. А. Г., записанные Ю. Н. Бартеневым" ("Русск. стар.", 1884).

Князь АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ ГОЛИЦЫН, 1773-1844, сын капитана князя Николая Сергеевича от третьего брака с Александрой Александровной Хитрово, родился в Москве 8 Декабря 1773 г.; княгиня, овдовевшая через 2 недели после рождения сына, вскоре вышла замуж за Кологривова и относилась к сыну строго и холодно. М. С. Перекусихина, полюбившая "веселенького и остренького" мальчика, доставила ему доступ ко Двору; он был товарищем детских игр Великих Князей и подружился с Александром I. В 1794 г. из камер-пажей был произведен в поручики Преображенского полка, но в том же году переименован в камер-юнкеры. 5 Апреля 1797 г. он был пожалован в камергеры, 8 Января 1799 г. награжден командорским крестом Мальтийского ордена, но 6 Мая того же года, "отставлен" и выслан в Москву. Александр I назначил своего друга (21 Сентября 1802 г.) обер-прокурором 1 Департамента Сената.

Желая иметь и в Синоде "своего человека", Государь назначил Голицына 21 Октября 1803 г. обер-прокурором Синода; в то же время он был назначен статс-секретарем, чтобы дать ему возможность иметь личные доклады у Императора. В 1810 г. он был назначен членом Государственного Совета и главноуправляющим делами иностранных исповеданий, в 1816 г. министром Народного Просвещения и в 1820 г. главноуправляющим над Почтовым департаментом. Объединение Министерства Народного Просвещения с ведомствами православного и иностранных исповеданий было довершено учреждением 24 Ноября 1817 г. Министерства Духовных дел и Народного Просвещения, во главе которого стоял кн. Голицын. Управление его духовным ведомством было ознаменовано реформой духовных школ, и учреждением в 1810-12 гг. Русского Библейского Общества, которое, под президентством князя, перевело Библию на русский язык и распространило более 400/т. экз. священных книг. Во время управления им учебным ведомством были учреждены Ришельевский лицей и С.-Петербургский университет. Александр I сохранял неизменное расположение к кн. Голицыну и поверил ему, в числе немногих, тайну отречения Цесаревича Константина, но враждебный Голицыну Аракчеев выдвинул против него митрополита Серафима и архимандрита Фотия, которые убедили Александра I, что управление князя Голицына вредно для церкви и государства. 15 Мая 1824 г. князь Голицын был уволен от всех должностей, кроме должности начальника Почтового департамента. Впрочем, сам Государь продолжал дорожить "близостью и советами" отставленного мини­стра; Николай I смотрел на него также, как на "вернейшего друга своего семейства". Князь А. Н. Голицын в 1826 г. получил орден св. Андрея, в 1830 г. был пожалован в канцлеры всех российских орденов, в 1834 г. получил портрет Государя, а в 1841 г. — чин действительного тайного советника 1-го класса. Старость и слабость зрения заставили Голицына выйти в отставку, и в Июне 1843 г. он уехал на житье в Крым, где и умер в своем имении "Гаспра" 22 Ноября 1844 г.; погребен в Балаклавском Георгиевском монастыре.

Вольтерьянец и эпикуреец в молодости, князь Голицын в зрелые годы обратился к благочестию с резко выраженной сентиментальной и мистической окраской. Этому способствовало и общественное настроение эпохи, и пример его державного друга. Получив поверхностное образование, Голицын в сущности никогда не знал "ни православия, ни кривославия"; с большим легкомыслием он брался объяснять самые сложные богословские вопросы и создал себе своеобразный пантеон, в котором ужи­вались верования самых непримиримых религий и сект. Этого "младенца" в деле веры постоянно мо­рочили разные ханжи и изуверы; он постоянно искал "излияния Св. Духа" и откровений, вечно го­нялся за пророками и пророчицами, за знамениями и чудесами: то "слушал пророческое слово" у хлы­стовки Татариновой, то жаждал возложения руки нового "Златоуста" — Фотия, то исцелял бесноватых, то удостоивался в мистическом экстазе испытать подобие страданий Спасителя от игл тернового венца. Поставив себе задачей искоренение "вольнодумства, безбожия и своеволия революционной необуз­данности", Голицын разгромил, при помощи Магницкого и Рунича, университеты, поддерживал в школах рутину и лицемерие; при нем Церковь впервые почувствовала всю силу гнета светской власти: при нем, по выражению современника, "все утихло, и дух монарха водворился в Синоде".

(С портрета К. Брюллова; Румянцевский музей, в Москве.)

Информация от партнеров сайта: В Королеве по ул. Силикатная, ведется строительство современного комфортного жилья, со всей инфраструктурой. По ссылке